— Настоящий?!
— Пробу ставить негде, племянник Льва Толстого. В тридцатые уехал прямо из Ясной Поляны, не успели в расход пустить. Впрочем, он к СССР очень хорошо относится.
— Ты меня прямо заинтриговал!
— Так вот, там считают коммунизм не идеологией, а новой гражданской религией. И мне почему-то кажется, де Голль вполне разделяет эту точку зрения.
— Вот как?! Совсем сбрендил «его сиятельство»! — Вера Борисовна не удержала улыбки. — Хотя некое сходство есть. — она лукаво посмотрела на мужа. — Ты будешь ваше высокопреосвященство?
— Я протестую! Им жениться нельзя! — отшутился Шелепин. И вообще, у меня ничего общего с Ришелье или там Мазарини. Даже бородки нет! И усов!
— Но Саш, как это относится к отношениям между Францией и СССР?
— Если я правильно понял этого типа из Ватикана, они попросту ждут, когда у нас перемрут истинные религиозные фанатики. — Шелепин скептически посмотрел на свой незагоревший живот, и добавил: – То есть товарищи типа меня. Последователи перебесятся, и займутся нормальным делом на благо Родины.
— Безумие какое! Да наша партия и так делает для Советского Союза все что возможно!
— Это тебе так кажется. Похоже, что мы для них недостаточно прагматичны и последовательны. Вот почему де Голль так ничего и не сказал определенного про совместные предприятия? Даже в космической отрасли, за которую они бьются сейчас.
— Да просто завидно старому козлу! Хочет все заслуги себе приписать!
— О! Даже не думай! — Шелепин остановил возмущающуюся жену. — Он прекрасный дипломат, умеет обходить острые углы. Смотришь, вроде согласился, а потом… Прямо в лоб получаешь, «в советско-французских отношениях все возможно».
— Это так называемый вежливый отказ?
— Немного лучше. Но в общем, ты правильно поняла.
Шелепин выбрал из фруктовницы вьетнамскую новинку, карамболу, посмотрел на солнце через пятиконечную звезду отрезанного ломтика, и с удовольствием отправил фрукт в рот. Продолжил, чуть похрустывая сочными гранями:
— Как будто мы для него нечто временное. Можно улыбаться, обмениваться подарками, через силу покупать-продавать, но при этом никаких совместных дел! При этом Генерал здравый человек, он явно понимает что коммунистическую партию сейчас не сдвинуть никакой силой.
— Как будто мы недостойны чего-то. — Задумчиво протянула Вера Борисовна. — Чем СССР так обидел Францию?!
— Ты точно подметила. Вот только наоборот, де Голль сам нам здорово обязан, после войны Сталин его буквально из задницы вытащил!
Шелепин долил вина в бокалы, и после крупного глотка продолжил:
— Эх, послать бы его подальше. Петух чертов!
— Так в чем проблема? — удивилась жена. — Проживем без французов, пусть дальше своих лягушек едят.
— Не получится, и тому есть две причины. — Александр Николаевич сделал еще один жадный глоток. — Во-первых, многие могут посчитать это моей личной ошибкой, отступать будет больно. Во-вторых, без прочных, многоплановых связей с Францией нет ни единого шанса на распад блока НАТО. Помнишь, Петр описал, чем это кончится в будущем?
— Ах вот оно что… Слушай, Саш, а может его лично кто-то из русских обидел? Еще при царе? Или родителей? — Вера Борисовна быстро прикинула возраст, загибая пальцы. — Ему же в нашу революцию двадцать семь лет было. Вот он сейчас и мечется как змея в муравейнике, навстречу идти не хочет, а после помощи Сталина, обидеть совесть не позволяет? В сорок четвертом-то де Голль свою шкуру спасал, не до высокой морали было.
— Хм! — Александр Николаевич отставил бокал, и задумчиво посмотрел на жену. — Что-то в этом есть, у него, к сожалению, прекрасная память. Шарль между делом не постеснялся напомнить мне о долгах еще царской России. Вскользь, ненавязчиво… Похоже, что это в его сознании как-то связано. Даже больше!
Шелепин вдруг резко вскочил с лежака, и надевая шлепанцы на ходу, метнулся к лестнице, ведущей с пляжа на дачу.
— Ты куда?!
— Сейчас, минуту! — крикнул муж уже на бегу.
Вернулся он минут через сорок, жадно хватая воздух после полусотни ступеней быстрого спуска. Начал еще издали:
— Надо лифт поставить! Говорят, Брежнев уже себе заказал. Но это чепуха. Кажется, я нашел ключик к Франции!
— Да неужели?! А бегать-то зачем?
— Царские долги! Уверен, с нами во Франции не будут иметь дело всерьез, пока мы не договоримся по вопросу обязательств Российской Империи. Да что там, де Голля его же избиратели не поймут, порвут на лоскутки! — Александр Николаевич тяжело плюхнулся в кресло. — Я дозвонился до Громыко, узнал, спрашивал ли его де Голль про эти деньги во время визита.
— И что? — поторопила жена.
— Оказывается, это вообще старый и хорошо известный в узких кругах камень преткновения советско-французских отношений. Я тут что-то придумываю, голову ломаю, а все просто. Похоже, в МИДе реально хотели меня подставить, поэтому забыли проинформировать. Ничего, пороюсь в громыковских конюшнях, видать кому-то там сильно захотелось поехать послом в Чад или Дагомею.
Шелепин приподнял бутылку, в ход пошли остатки вина. Разлив остаток, он продолжил:
— В общем, на прошлой неделе Шарль этот вопрос вполне официально поднимал перед Микояном, за него как раз Андрею пришлось отдуваться. Потом еще Брежневу намекал, но тому повезло, удачно отшутился. Ну и меня он тоже пытал, причем прямо на байконурском банкете.
— Выходит, это для него было очень важно. Большая сумма?
— В том-то и дело, что невообразимо огромная! Не поверишь, что-то под десять тысяч тонн золота, миллиарды долларов. Сейчас СССР в год чуть более двухсот тонн этого металла добывает, так что смотри сама на масштаб проблемы.